Том 5. Рассказы, очерки, фельетоны - Страница 100

100

– Вы ко мне, товарищ Своеобразов? – спросила Бородатова, отрываясь от машинки. – Сию минуту кончаю. Тут одна строчка. У вас срочное?

– Срочное, – ответил начальник тяги, глотая слюну.

– Ну вот, пожалуйста. Садитесь, я эти бумаги уберу. Вам во скольких экземплярах?

– Да, да, пожалуйста… Извините.

– В шести?

– Да, да, тут вот циркулярчик один.

– Так вы диктуйте! Я пишу в шести экземплярах.

Своеобразов взял наброски письма и, слегка задыхаясь, начал диктовать:

– Озабочиваясь подготовкой паровозного парка к усиленным перевозкам, я пересмотрел свои планы ремонта на ближайшие три месяца, переработал их и преподал на линию для исполнения.

Своеобразов остановился и, глядя на согнутую спину Бородатовой, почувствовал, что сердце его наполнилось нежностью.

– Я, – сказал он, – не понимал до сих пор, что такое весна, молодость, любовь. Там точка… Простите, вы написали? Так вот, я продолжаю. Ввиду этого необходимо, чтобы процент больных паровозов не был больше девятнадцати – на первое августа, семнадцати – на первое сентября и четырнадцати – на первое октября.

«Она не сердится, – подумал Своеобразов. – Кажется, насчет любви и молодости я здорово завинтил».

– Эти вещи, – сказал он дрогнувшим голосом, – были для меня пустым звуком. Может быть, я стар и глуп. Может быть. Но для любви нет возраста. И я почувствовал, что жизнь еще не кончена, что я еще молод, что я могу перевернуть мир.

Бородатова встряхнула гривкой и посмотрела на Своеобразова внимательными, понимающими глазами.

– Там точка? – спросила она тихим голосом.

– Точка! – сказал Своеобразов.

«Она понимает! Она понимает! – думал он, ликуя. – И не сердится! Прелесть моя!»

И он продолжал диктовать:

– Поэтому в отношении тяговых устройств я наметил смену перекрытий над удлиненными стойлами на станции Водица и укрепление перекрытия Глухоедовского депо. Написали – депо? Здесь точка.

«Люблю, люблю, – думал начальник тяги, – люблю всю тебя, от золотой гривки до этих детских туфелек со стоптанными каблучками».

– И вот, – промолвил он, – я почувствовал, что влюблен, что люблю одно юное существо большой настоящей любовью. Что мне делать?..

Бородатова наклонила голову, вынула листки из машинки и, стасовав проворными пальцами новые листки бумаги с листками копирки, вставила их в машинку.

– Мною заданы следующие нормы: – продолжал диктовать Своеобразов, – а) горячая промывка – двенадцать часов, б) холодная – сорок восемь часов, в) третья и седьмая по семьдесят два часа. Написали – по семьдесят два часа? Но поможет ли это?

«Она понимает, она понимает! – пела душа начальника тяги. – О, милая!»

И Своеобразов решился.

– Остается одно: сказать этому юному существу все, что накипело в моей душе. И я сказал. Слово за юным существом. Поможет ли оно старику на его новом жизненном пути?

Своеобразов замолчал. Бородатова ударила по точке.

«Она молчит. Она стесняется, – подумал он, – впрочем, это так естественно в ее положении».

– Итак, я кончаю. Да, поможет, если все начальники участков и начальники депо примут вышеуказанное к сведению. Здесь точка. – Своеобразов набрал в легкие побольше воздуху и сказал: – Я жду ответа.

Бородатова печатала с рекордной быстротой. Она мотала головкой, как лошадь, отмахивающаяся от надоедливых мух.

«Она молчит, но она поняла. Это ясно».

– Обдумайте мое предложение и ответьте, положа руку на сердце: да или нет. Вы молчите, но я вас не тороплю. Я даю вам неделю сроку. Я кончил.

– Все? – спросила Бородатова.

– Все, – ответил Своеобразов.

– Как подписать?

– Как обычно. В заголовке: «Всем ТЧ и ТД циркулярно». А подпись: Т. Своеобразов. Мерси.

Своеобразов мчался в свой кабинет на крыльях любви, размахивая циркулярным письмом и наталкиваясь на открытые двери отделов.

«Она поняла. Она согласна. Я прочел ответ в ее милом, любимом лице».

– Нате, – сказал он секретарю, передавая ему бумаги и тяжело дыша – Срочно. Циркулярно. Проверьте и дайте мне подписать.

Он подошел к окну и взглянул на знакомый железнодорожный пейзаж. Ему хотелось прыгать, петь, летать.

– Товарищ Своеобразов, – позвал секретарь, входя в кабинет. – Тут что-то странное. Поглядите-ка.

– Что еще?

Своеобразов надел черепаховое пенсне и взял бумажку.

– «Всем ТЧ и ТД циркулярно, – прочел он. – Озабочиваясь подготовкой паровозного парка к усиленным перевозкам, я пересмотрел свои планы ремонта на ближайшие три месяца, переработал их и преподал на линию для исполнения. Я не понимал до сих пор, что такое весна, молодость, любовь. Ввиду этого необходимо, чтобы процент больных паровозов не был больше девятнадцати – на первое августа, семнадцати – на первое сентября и четырнадцати – на первое октября. Эти вещи были для меня пустым звуком. Может быть, я стар и глуп. Может быть. Но для любви нет возраста. И я почувствовал, что жизнь еще не кончена, что я еще молод, что я могу перевернуть мир. Поэтому в отношении тяговых устройств я наметил смену перекрытий над удлиненными стойлами на станции Водица и укрепление перекрытия Глухоедовского депо. И вот я почувствовал, что влюблен, что люблю одно юное существо большой, настоящей любовью. Что мне делать? Мною заданы следующие нормы: а) горячая промывка – двенадцать часов, б) холодная – сорок восемь часов, в) третья и седьмая по семьдесят два часа. Но поможет ли это? Остается одно: сказать этому юному существу все, что накипело в моей душе. И я сказал. Слово за юным существом. Поможет ли оно старику на его новом жизненном пути? Да, поможет, если все начальники участков и начальники депо примут вышеуказанное к сведению. Я жду ответа. Обдумайте мое предложение и ответьте, положа руку на сердце, да или нет. Вы молчите, но я вас не тороплю. Я даю вам неделю сроку. Т. Своеобразов».

100